«Иду я по родному заводу. Ба! За мусорным контейнером, в нише, лежат денежки — несколько пятитысячных, сложенных. А контейнер стальной, тяжелый; а ниша узенькая, а я дядя немаленький… Нет, не пролезу. Но — мозга не меньше, чем у обезьяны: взял швабру и выгреб денежки-то из узости.

Из курилки хохот, и группа коллег выходит. Я, получилось так, первый додумался шваброй. Остальные брюхи втягивали и лезли, корячились. А „денежки“ на принтере отпечатаны, да еще качественно так, не приглядевшись не отличить. И хитрость есть: после печати их утюгом хорошо прогладили, чтобы и на ощупь, значит, были как настоящие почти.
Обломал я дальнейшее развлечение коллегам. Забрал эти „тридцать тысяч“ себе: я достал — значит мое.
Продолжение.
Таскал я это напечатанное бабло в кошельке с полгода. Вроде, знаешь — ненастоящее — а как в кошелек залезешь, приятно...
И вот иду я в восемь вечера на ночную смену, по дороге захожу в ларек за сигаретами. Там-то, похоже, мои „капиталы“ и заметили. На темной улице догнали меня паренёк с девчонкой, парень складным ножиком пугал, а девочка портмоне забрала. И убежали.
Окончание.
Жена моя тогда работала в гипермаркете, недалеко же. Утром рассказала: поздно вечером пришел хмырек, набрал полную корзинку бухла заморского да закусок ценных, а на кассе стал совать две фальшивые пятитысячные. Кассирша ему „подождите минуту, сейчас размен принесут“ — и кнопку жим-жим. А через минуту скрутили его за руки, а через пять минут полицаи у него из карманов еще такие же бумажки достают. Прилип. До восьми лет.
Жаль только девчонка не при делах осталась. Но думаю, с таким стилем жизни долго не погуляет.»
(с)